Молодой француз, капитан "Монкальма", вскочил на гакаборт, улыбнулся и с преувеличенной любезностью, свойственной многим представителям его нации, даже когда они совершают самые низкие поступки, взмахнул шляпой, приветствуя проходивший мимо куттер. При невозможности личного общения в этом жесте учтивости выразились и французское bonhomie и тонкий вкус, но у Кэпа они не вызвали ответных чувств: он был для этого слишком прямолинеен – черта, свойственная англичанам; напротив, он угрожающе потряс кулаком и пробормотал:
– Эх, счастье твое, что нет у меня на борту орудий, уж задал бы я тебе трепку! Не миновать бы тебе вставлять новые стекла в иллюминаторы! Ведь он смеялся над нами, сержант!
– Простая вежливость, зять, – возразил тот и отдал французу честь, ибо считал своим солдатским долгом ответить на приветствие, – простая вежливость, чего еще можно ждать от француза? А что у него там на уме, не скоро разберешь!
– Он, уж наверное, не зря болтается по озеру в такую погодку. Ну, да черт с ним, пусть прячется в своей гавани, коли он туда доберется, а мы, как истые английские моряки, останемся хозяевами на озере.
Это звучало очень торжественно, и все-таки Кэп не без зависти следил глазами за огромным черным корпусом "Монкальма", за его раздувающимся гротмарселем и расплывчатыми очертаниями снастей, которые виднелись все менее отчетливо, пока совсем не растаяли во мгле, словно призрачная тень. Кэп с радостью последовал бы за кораблем, если бы осмелился; по правде говоря, мысль провести еще одну штормовую ночь среди волн, беснующихся вокруг их судна, была малообнадеживающей. Но гордость моряка мешала ему выдать свою тревогу, тем более что находившиеся на его попечении неопытные путешественники слепо доверяли его знаниям и мастерству.
Прошло еще несколько часов, и плотная тьма увеличила грозившую "Резвому" опасность. Шторм на время несколько утих, и Кэпу пришло в голову опять идти по ветру. Куттер всю ночь лежал в дрейфе, как прежде, лишь изредка поворачивая на другой галс, чтобы в темноте случайно не наткнуться на берег. Бесполезно описывать все события этой ночи. Она была похожа на любую штормовую ночь. Килевая качка, грохот волн, шипенье брызг, непрерывный вой ветра, удары, ежеминутно грозящие гибелью маленькому суденышку, когда оно ныряло в набегавшую волну, и, что самое опасное, – быстрый дрейф. Такелаж хорошо выдерживав шторм, и паруса были крепко зарифлены, но "Резвый" был очень легким судном, и минутами казалось, что гребни валов накроют его и стремительно унесут с собой.
В эту ночь Кэп проспал крепким сном несколько часов, но, чуть забрезжило утро, кто-то тронул его за плечо. Подняв голову, он увидал Следопыта. С той минуты, как начался шторм, проводник почти не показывался на палубе; врожденная скромность подсказывала ему, что на судне должно распоряжаться только морякам, и он оказывал капитану куттера такое же доверие, какого потребовал бы на лесной тропе к своему собственному умению и опыту. Но теперь он счел себя вправе вмешаться и сделал это с отличавшей его прямотой.
– Сон сладок, мастер Кэп, – проговорил он, как только моряк открыл глаза и очнулся, – сон сладок, я это знаю по себе, но жизнь еще слаще. Оглянитесь кругом и скажите сами, пристало ли командиру спать в такую минуту?
– Что такое.., что такое, мастер Следопыт? – пробурчал Кэп, когда к нему постепенно вернулась способность соображать. – И вы, оказывается, записались в лагерь ворчунов? А я-то на суше восхищался находчивостью, с какой вы без компаса продирались сквозь непроходимые дебри, а когда мы вышли на воду, не мог нарадоваться вашей скромности и выдержке – они нисколько не уступали вашему знанию своего дела. Признаюсь, я меньше всего ожидал услышать такую отповедь от вас!
– Что до меня, мастер Кэп, то я хорошо знаю свои таланты, знаю и свое место; я бы не стал никого обременять советами, но не забывайте, что с нами Мэйбл Дунхем, а это уже совсем другое дело. И у Мэйбл есть свои таланты, но она не так закалена, как мы, она нежная и хрупкая. Да так оно и должно быть. О ней-то и идет речь, а вовсе не обо мне!
– Ага.., начинаю понимать… Мэйбл славная девушка, любезный друг, но она дочь солдата и племянница моряка, не к лицу ей быть чересчур робкой и чувствительной во время урагана. Неужто она струсила?
– Нет, нет, речь совсем не о том! Мэйбл хотя и женщина, но рассудительна и умеет молчать. Я от нее ни слова не слыхал о том, что произошло на "Резвом". А все-таки, я думаю, ей бы очень хотелось, чтобы Джаспера – Пресную Воду вернули на прежнее место и на куттере все пошло бы по-старому. Это понятно. Такова человеческая натура!
– Да уж, не иначе! Оно и видно, что Мэйбл девица, и вдобавок из семьи Дунхемов. Первый встречный для нее лучше родного дяди, а всякий проходимец знает больше, нежели старый моряк! Такова человеческая натура, мастер Следопыт! А я не такой человек, черт возьми, чтобы хоть на дюйм отклониться вправо или влево от намеченного курса из-за причуд дерзкой девчонки двадцати лет от роду! Или даже тех… – тут Кэп слегка понизил голос, – или даже тех, кто только и умеет, что вытягиваться в струнку на парадах Пятьдесят пятого пехотного его величества полка. Не для того я сорок лет бороздил моря, чтобы здесь, в этой пресной луже, меня учили, что такое человеческая натура!.. Ну и упорный же ураган! Дует так, будто сам Борей раздувает мехи… Но что это там такое, с подветренной стороны? – Моряк даже потер глаза от удивления. – Берег! Это так же верно, как то, что меня зовут Кэпом. Берег, берег, да еще крутой!
Следопыт ответил не сразу. Он следил за выражением лица собеседника, качая головой и не скрывая тревоги.