– Тут, разумеется, таких внезапных шквалов не бывает, – возразил Джаспер мягко, – хотя и у нас ветер может сразу перемениться. Но я надеюсь, что этим портным береговым ветром нас будет гнать до первых островов, а там уж не так велика опасность, что нас заметит какой-нибудь разведчик из Фронтенака и погонится за нами.
– Так ты думаешь, Джаспер, что у французов есть шпионы? – спросил Следопыт.
– Это известно: в прошлый понедельник один из них побывал ночью в Осуиго. Его пирога пристала к восточной оконечности берега, из нее высадились один индеец и один офицер. Если бы в ту ночь ты был в разведке, как обычно, мы захватили бы одного из них, а может быть, даже обоих.
Было слишком темно, чтобы заметить, как густая краска залила обветренное лицо проводника; ему стало совестно, что он засиделся в ту ночь в крепости, слушая нежный голосок Мэйбл, певшей отцу баллады, и любуясь ее лицом, которое для него было прекраснее всего на свете. Отличительным свойством этого необыкновенного человека была честность в мыслях и поступках, и он считал для себя позором, что не принял участия в преследовании шпионов. Однако ему и в голову не приходило, что можно отрицать свое упущение или искать ему оправдание.
– Это верно, Джаспер, это верно, – сказал он смиренно. – Если бы в ту ночь я был на своем посту – теперь я даже не припомню, задержала ли меня важная причина, – дело обернулось бы иначе.
– Этот вечер мы провели с вами, Следопыт, – бесхитростно заметила Мэйбл. – Человеку, который почти все время живет в лесу, лицом к лицу с врагом, извинительно посвятить несколько часов своему старому другу и его дочери.
– Нет, нет, я только и знаю, что лодырничаю, с тех пор как мы пришли в гарнизон, – со вздохом ответил Следопыт, – хорошо, что паренек сказал мне об этом: ленивец заслуживает взбучки. Да, да, заслуживает.
– Взбучки, Следопыт! Да у меня и в мыслях не было сказать тебе что-нибудь неприятное, и меньше всего я хотел упрекнуть тебя в том, что один шпион и какой-то индеец от нас ускользнули. Теперь, когда я знаю, где ты был, твое отсутствие мне кажется вполне естественным.
– Я на тебя не пеняю за твои слова, Джаспер Нет, не пеняю. Я получил по заслугам. Все мы люди, и все ошибаемся.
– Ты это зря. Следопыт!
– Дай руку, дружище, дай руку! Урок дал мне не ты, а моя совесть…
– А теперь, – перебил его Кэп, – теперь, когда дело улажено к обоюдному удовольствию, быть может, вы мне скажете, каким образом стало известно, что здесь так недавно побывали шпионы? Все это здорово смахивает на "обстоятельство"!
Произнося последние слова, моряк тихонько наступил сержанту на ногу и подтолкнул локтем проводника, в то же время подмигивая, хотя последнего знака никто в темноте не заметил.
– Это стало известно потому, что на другой день Змей нашел их след – офицерского сапога и мокасина И утром один из наших охотников видел лодку, которая шла по направлению к Фронтенаку.
– А скажи, Джаспер, след вел к крепости? – спросил Следопыт с виноватым и покорным видом школьника, получившего выговор. – След вел к крепости, парень?
– Кажется, нет, хотя на другом берегу реки его не обнаружили. След вел к восточной оконечности берега, у самого устья реки, откуда хорошо видно, что делается в гавани, но на другом берегу реки не удалось его найти.
– А почему же вы сразу не подняли якорь и не пустились за ними в погоню, мастер Джаспер? – спросил Кэп. – Во вторник утром дул свежий ветер; при таком ветре куттер мог бы свободно делать девять узлов – Это, может быть, и хорошо на океане, мастер Кэп, – вставил Следопыт, – но никак не здесь. На воде не остается следов, а француз и минг – эта пара черту под стать, попробуй поймать их!
– При чем тут следы, если добычу, как говорит Джаспер, то есть лодку, можно было видеть с палубы? Будь этих ваших мингов и французов даже два десятка, ничего бы им не помогло, если бы у них в кильватере было доброе судно английской постройки. Бьюсь об заклад, мастер Пресная Вода, если бы вы позвали меня в тот вторник, мы бы догнали этих негодяев.
– Осмелюсь заметить, мастер Кэп, что хотя совет такого старого моряка, как вы, не повредил бы такому молодому матросу, как я, но гнаться за пирогой – дело долгое и безнадежное.
– Надо только прижать ее к берегу!
– К берегу, мастер Кэп! Вы совсем не знакомы с нашей озерной навигацией, если предполагаете, что пирогу легко прижать к берегу. Как только эти продувные бестии видят, что им приходится туго, они гребут прямо против ветра. Вы и оглянуться не успеете, как отстанете от них на милю или две.
– Уж не хотите ли вы уверить меня, мастер Джаспер, что найдется смельчак, который не побоится выйти при ветре на озеро в такой ореховой скорлупе?
– Мне часто приходилось переправляться в пироге через Онтарио даже при изрядном шторме. Если умело ею управлять, это самая надежная лодка на свете, Кэп отвел своего зятя и Следопыта в сторону и стал им доказывать, что сообщение Джаспера о шпионах не что иное, как "обстоятельство", и притом важное "обстоятельство", заслуживающее тщательного расследования, а что касается его мнения о пирогах, так оно малоубедительно и смахивает на желание запугать слушателей. По мнению Кэпа, Джаспер слишком уверенно говорил о том, кто такие эти люди, высадившиеся на берег, и это явно доказывает, что он знает о них больше, чем можно было заключить по их следам. А мокасины, говорив Кэп, здесь носят не только индейцы – он и сам купил себе пару; сапоги же, надо заметить, вовсе не всегда на ногах у солдат. Хотя эти логические доводы, посыпавшиеся на него градом, и не вполне убедили сержанта, все же они произвели на него немалое впечатление. Ему и самому показалось несколько странным, что так близко от крепости были обнаружены шпионы, а он ничего не знал об этом; он считал, что такого рода сведения не имеют отношения к прямым обязанностям Джаспера. Правда, раз или два "Резвый" посылали на другой берег озера высаживать там или забирать оттуда лазутчиков, но, насколько было известно сержанту, роль Джаспера была при этом весьма второстепенной командир куттера, совершая рейсы туда и обратно, так же как любой посторонний, не знал, с какой целью отправлялись эти люди. Кроме того, сержант не понимал, почему из всех присутствующих о появлении шпионов знал один только Джаспер. Следопыт смотрел на дело совсем иначе. С присущей ему скромностью он упрекал себя в пренебрежении к своим обязанностям, и осведомленность, отсутствие которой он вменял в вину себе как разведчику, почитал скорее заслугой Джаспера. Он не видел ничего удивительного в том, что Джаспер знал о рассказанных им происшествиях, но считал необычным, если не сказать позорным для себя, что только сейчас впервые сам о них услышал.